С 2015 г. Россия активно продвигает идею макрорегиональной интеграции на Евразийском континенте – концепцию Большого Евразийского партнерства, призванного сформировать систему многостороннего взаимодействия с участием стран ЕАЭС, СНГ, АСЕАН и ШОС, других заинтересованных государств, в перспективе, возможно, ЕС. Концепция предполагает согласование подходов к сотрудничеству, учитывающих существенные различия в экономическом развитии стран-членов, и в то же время позволяющих избежать формирования десятков не связанных друг с другом РТС, цель функционирования которых не будет понятна бизнесу и которые не столько будут содействовать развитию региональной связанности, сколько препятствовать этому процессу. [3, с. 66]

Практическая реализация Большого Евразийского партнерства означает продвижение единого видения партнерства и общих подходов к регулированию в различных многосторонних форматах, а также заключение целого ряда преференциальных и непреференциальных соглашений, регулирующей широкий спектр вопросов, от доступа товаров и услуг на рынок до вопросов торговли в цифровой экономике.

Приоритетность развития ЕАЭС с точки зрения как количественных, так и качественных характеристик внутриблокового взаимодействия, вместе с необходимостью определения векторов внешнего контура экономической интеграции по указанным выше направлениям, ставят перед Россией и государствами-членами задачу выработки сбалансированного подхода к формированию БЕП. Развивающиеся на евразийском пространстве интеграционные инициативы, такие как Соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве ЕАЭС и Китая непреференциального типа и потенциальное преференциальное соглашение России и Китая по услугам и инвестициям, могут рассматриваться как основополагающие элементы БЕП. Вопрос стоит в логике выстраивания взаимодействия с третьими странами и позиционировании ЕАЭС в рамках БЕП, данная логика может выстраиваться вдоль нескольких возможных сценариев развития. [6, с. 214]

В предстоящий период для России помимо региональной и макрорегиональной повестки сохранится и даже усилится значимость многостороннего формата ВТО. Этому есть ряд причин. При реализации целевого сценария развития экономики России предполагается существенное наращивание и диверсификация несырьевого экспортного потенциала страны, что означает более сложные условия доступа на рынки и больший уровень конкуренции на них.

Весомая часть российского экспорта будет состоять из чувствительных товаров (продовольствия, металлов, химической продукции, транспортных средств), торговля которыми традиционно сталкивается с различного рода ограничениями.

Соответственно, с учетом пока еще низкой степени участия России и ЕАЭС в преференциальных торговых соглашениях, правовая система ВТО остается единственным гарантом недискриминационного доступа на рынки и обеспечения защиты национальных компаний от недобросовестной конкуренции.

Вопросы работы в ВТО должны приобрести новое качество после ожидаемого присоединения к ней Белоруссии. В итоге все партнеры по ЕАЭС будут представлены в ВТО, что позволит им при наличии политической воли формировать консолидированную позицию в этой организации вплоть до делегирования Евразийской экономической комиссии полномочий по продвижению общей позиции и защите интересов стран-членов с использованием инструментария ВТО. Для отладки механизмов совместной работы в ВТО на первом этапе можно было бы учредить коалицию государств ЕАЭС в ВТО с широким кругом задач по поддержке деятельности организации и собственного в ней участия. Взаимодействие в рамках ВТО и связанное с этим повышение компетенций по различным направлениям торгово-экономического регулирования скорее всего окажут положительное влияние на рутинную интеграционную работу в формате Евразийской экономической комиссии. [1, с. 359]

Россия заинтересована в стабильности международной торговой системы, поскольку внешнеэкономические связи находятся под давлением санкций и понижательной волатильности на нефтяном и ряде других стратегических сырьевых рынков. Многосторонняя система ВТО является основой правил современной международной торговли, но сама переживает глубокий кризис по причине недоговороспособности и падения дисциплины стран-членов, а также в связи с подрывными действиями и резкой критикой со стороны США. ВТО нуждается в реформировании для сохранения своего влияния на процессы в глобальной торговле, и Россия должна участвовать в ведущейся дискуссии о путях такого реформирования.

России, даже вместе с партнерами по ЕАЭС, для продвижения собственных подходов реформирования ВТО необходима более широкая коалиция в поддержку развития системы ВТО. Это могут быть страны БРИКС, чей удельный вес в мировом паритетном ВВП в 2019 г. превысил 33% (на государства «Большой семерки» приходится менее 30%) и 18% в международной торговле, тем более в декларациях саммитов БРИКС неизменно воспроизводятся положения о поддержке объединением открытой, прозрачной, недискриминационной многосторонней системы ВТО, происходит взаимодействие участников БРИКС в ВТО. В целях придания еще большего веса и представительности вероятной коалиции можно было бы задействовать на практике заявленный уже несколько лет назад для построения более широкого партнерства формат БРИКС плюс, куда помимо стран БРИКС могли бы войти члены торгово-политических и интеграционных альянсов с их участием — ЕАЭС, АСЕАН, СААРК, Меркосур, Южноафриканского таможенного союза (САДК). [5, с. 356]

В условиях цифровой революции и радикальных технологических сдвигов, меняющих структуру торговли, повышения приоритетности проблематики устойчивого и инклюзивного развития России, необходимо определиться с участием в существующих и зарождающихся новых плюрилатеральных форматах (соглашениях с ограниченным числом участников), встроенных в систему ВТО. В вопросах глобального регулирования электронной коммерции и цифровой торговли, торговли инновационными услугами и связанной с достижением целей устойчивого и инклюзивного роста ВТО имеет очевидный приоритет.

С учетом значимости вопросов цифровой экономики для международной торговли, а также высокой конкурентоспособности в этой сфере России важно сформировать и закрепить позиции по основным вопросам международной торговли в цифровой экономике, электронной коммерции – вопросам обсуждаемого будущего соглашения ВТО. При этом уже на стадии формулирования объекта соглашения возникают разногласия. Базовым термином, на который ссылаются Россия и другие члены БРИКС (в первую очередь Китай), является термин «электронная коммерция», закрепленный еще в 1988 г. в Рабочей программе ВТО по электронной коммерции.

Ряд стран выдвигает альтернативный подход «цифровой торговли», впервые предложенный США. По сути, охват термина «цифровая торговля» говорит о смещенности повестки в сторону услуг, а соответственно, и в сторону аспектов регулирования, в большей степени влияющих именно на торговлю услугами (включая вопросы защиты данных и осуществления электронных платежей, являющиеся чувствительными как для России, так и для ряда стран БРИКС).

В этой связи необходимо взвешенно подходить к определению охвата соглашения, не игнорируя перспективную повестку развития цифровых услуг, но и не закрепляя терминологию, проводимую США, Японией и рядом других стран. На данном этапе считаем целесообразным обозначить охват соглашения как «электронная коммерция и торговля в условиях цифровизации». [2, с. 18]

В целом, задачи и повестка России в ВТО в предстоящий период отличаются многоплановостью и стратегическим характером с точки зрения позиционирования страны в глобальной торгово-экономической системе. Практическое решение значительной части этих задач требует тесного взаимодействия в ВТО с партнерами по ЕАЭС, БРИКС, возможного выстраивания иных партнерских коалиций.

Текущая российская интеграционная повестка со странами дальнего зарубежья неразрывно связана с экономической интеграцией России со странами ЕАЭС. Результаты оценки экономических эффектов для России и других стран ЕАЭС от заключения соглашений о ЗСТ с торговыми блоками, включая ЕС и АСЕАН, и отдельными странами-партнерами проводились на основе вычислимой модели общего равновесия, которая является наиболее распространенным инструментом для анализа последствий заключения международных торговых соглашений.

Оценки показывают, что заключение соглашения о свободной торговле ЕАЭС с Европейским союзом даст положительный эффект для всех стран ЕАЭС, кроме Армении. Совокупный положительный эффект составит +2,2% ВВП для России и +2,0% ВВП для ЕАЭС в целом. Аналогичные результаты наблюдаются и для соглашений о свободной торговле между ЕАЭС и Китаем (+1,3% ВВП для союза в целом), ШОС (+1,4% ВВП) и странами, входящими во ВРЭП (+1,7% ВВП). Снижение нетарифных барьеров в ЕАЭС дает положительный эффект для всех участников ЕАЭС, составляя +0,8% ВВП для России и 1,3%ВВП для союза в целом. [4, с. 79]

Потенциальный ежегодный макроэкономический эффект для России от заключения всей совокупности рассмотренных ЗСТ может составить 60–90 млрд. долл. При определенных условиях интеграция с перечисленными странами и региональными объединениями может стать основой для формирования большого евразийского партнерства — многосторонней кооперационной системы с участием стран ЕАЭС, СНГ, АСЕАН, АТЭС и ШОС.