Введение специального налогового режима «Налог на профессиональный доход» (НПД) для самозанятых граждан стало одним из ключевых инструментов легализации малых доходов в российской экономике. Однако его стремительное развитие выявило глубокую правовую коллизию с устоявшимся институтом индивидуального предпринимательства. Парадокс заключается в том, что глава 432.26 НК РФ [2], по сути, позволяет легализовать систематические доходы от самостоятельной деятельности без государственной регистрации, в то время как ст. 23 ГК РФ [1] и ст. 2 ГК РФ прямо требуют такой регистрации для деятельности, направленной на систематическое извлечение прибыли.

Это противоречие создает обширную «серую зону», в которой деятельность физического лица может быть одновременно правомерной с точки зрения налогового органа и противоправной с позиции гражданского и административного права.

Данная нормативная неопределенность порождает серьезные правовые риски. С одной стороны, для миллионов граждан, выбравших статус самозанятого, существует постоянная угроза переквалификации их деятельности в предпринимательскую со всеми вытекающими последствиями: доначислением налогов, страховых взносов, пеней и штрафов, а также привлечением к административной ответственности по ст. 14.1 КоАП РФ [3].

 С другой стороны, контрагенты самозанятого оказываются в уязвимом положении, сталкиваясь с трудностями при взыскании убытков из-за непрозрачности его статуса и имущественного положения.

В связи с этим, цель настоящей статьи заключается в анализе складывающейся судебной и правоприменительной практики для выявления конкретных критериев, используемых контролирующими органами и судами при разграничении статусов самозанятого и индивидуального предпринимателя. Особое внимание будет уделено противоречиям в подходах и оценке того, насколько существующие практические ориентиры способны обеспечить правовую определенность в данной сфере.

Исходное противоречие между гражданско-правовой и налоговой моделями легализации доходов проявляется в конкретных сравнительных характеристиках, формирующих принципиально разные условия деятельности. Эти различия не столько упрощают выбор для гражданина, сколько очерчивают границы «серой зоны», в которой формальное следование правилам одного режима не гарантирует защиты от претензий в рамках другого.

Так, критерий легитимации и публичности демонстрирует кардинально разный подход государства к признанию субъекта. Индивидуальный предприниматель приобретает статус через официальную государственную регистрацию с внесением в публичный реестр (ЕГРИП), что создает прозрачность и доверие в обороте. Самозанятый же лишь уведомляет о начале применения налогового режима через мобильное приложение, оставаясь для контрагентов «невидимым» в качестве субъекта предпринимательской деятельности. Эта приватность, будучи преимуществом, одновременно является источником риска, так как лишает его действий формального признания со стороны государства, на которое мог бы опереться ИП.

Наиболее формализованным, но оттого не менее конфликтогенным, является критерий масштаба и ограничений. Закон устанавливает для самозанятого жесткие императивные барьеры: лимиты годового дохода (2,4 млн и 7,2 млн рублей) и прямой запрет на использование наемного труда по трудовому договору. Для ИП аналогичные ограничения отсутствуют. Практическая проблема возникает в момент приближения к этим лимитам: деятельность, правомерная в рамках НПД, по своему экономическому содержанию (оборот, организация, клиентская база) может уже соответствовать всем признакам предпринимательства, что создает правовую ловушку.

Ключевое фискальное преимущество самозанятого — низкая налоговая ставка (4%/6%) и освобождение от фиксированных страховых взносов — напрямую проистекает из его определения как налогового, а не правового статуса. Однако эта финансовая выгода имеет обратную сторону в виде ограниченной правоспособности. Самозанятый де-факто исключен из полноценного участия в корпоративных закупках (44-ФЗ, 223-ФЗ) и серьезно ограничен в возможности выступать агентом или комиссионером, в то время как ИП, неся бремя страховых взносов и полной субсидиарной ответственности, получает взамен широкий доступ к коммерческим возможностям.

Различия между статусами носят не просто технический, а системообразующий характер. Они формируют две непересекающиеся логики: логику легализации микродоходов с минимумом обязательств и максимумом ограничений (самозанятость) и логику ведения профессионального бизнеса с максимальными рисками и возможностями (ИП). Основная правовая проблема заключается в том, что объективные экономические критерии (размер и регулярность дохода) перестают быть надежными ориентирами для выбора между этими логиками, перенося центр тяжести на субъективную оценку иных, оценочных признаков деятельности.

Отсутствие четких законодательных ориентиров привело к тому, что функцию по проведению границы между статусами де-факто взяли на себя суды. Анализ правоприменительной практики позволяет выявить набор оценочных критериев, однако их применение остается противоречивым и создает значительную правовую неопределенность.

Ключевой проблемой является квалификация «систематичности». Суды, руководствуясь разъяснениями Пленума Верховного Суда РФ, вынуждены оценивать не формальный статус плательщика НПД, а экономическую сущность его деятельности. В одном из характерных дел арбитражный суд поддержал позицию налогового органа о доначислении налогов ИП программисту, зарегистрированному как самозанятый. Критическими аргументами стали устойчивые экономические связи с двумя юридическими лицами, проектный (а не разовый) характер работ и стабильный доход, приближающийся к максимальному лимиту НПД. Суд указал, что данные обстоятельства свидетельствуют об организованной деятельности, направленной на систематическое извлечение прибыли, что требует государственной регистрации.

Однако существует и противоположная практика. В другом случае суд общей юрисдикции отказал в удовлетворении иска о привлечении к ответственности за незаконное предпринимательство дизайнера, оказывавшего услуги нескольким ИП. Решающими факторами стали отсутствие рекламы и активного поиска заказов, разрозненный характер проектов для разных заказчиков и выполнение работ исключительно личным трудом без привлечения ресурсов. Суд счел, что в отсутствие признаков организации бизнеса получение доходов в рамках режима НПД является правомерным.

Эта дихотомия наглядно демонстрирует, что исход спора зачастую зависит от субъективной оценки судом совокупности обстоятельств. Отсутствует единый «чек-лист»: в одном деле акцент делается на регулярности поступлений и связях с контрагентами, в другом — на внешних атрибутах предпринимательства (реклама, активы, переговоры). Подобный ситуационный подход не только не снижает риски для граждан, но и порождает новые схемы злоупотреблений, такие как «дробление» доходов между родственниками-самозанятыми или формальное оформление трудовых отношений как гражданско-правовых.

Серьезным следствием этой неопределенности является проблема «переходного периода». Гражданин, начавший деятельность как самозанятый, не имеет легального и безопасного механизма для трансформации в статус ИП при развитии бизнеса. Его успешная деятельность в рамках НПД, приближающаяся к лимитам, сама по себе становится доказательством возможной предпринимательской природы доходов в ретроспективе, создавая «карательную» модель перехода.

Таким образом, судебная практика, призванная разрешать коллизии, сама становится источником правовых рисков. Она не выработала универсальных и предсказуемых критериев, подменяя законодательный пробел набором оценочных признаков, применение которых может привести к диаметрально противоположным выводам в схожих ситуациях.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что правовая коллизия между режимом самозанятости и статусом индивидуального предпринимателя носит не технический, а системный характер. Она коренится в фундаментальном расхождении целей регулирования: гражданское право стремится к идентификации субъекта предпринимательства для возложения на него полноты ответственности, в то время как налоговое законодательство в лице НПД создает упрощенный канал для легализации доходов, намеренно дистанцируясь от фиксации правового статуса лица. Результатом этого противоречия стало формирование обширной «серой зоны», где деятельность гражданина одновременно может соответствовать формальным требованиям одного правового режима и нарушать императивные нормы другого.

Как показало исследование, попытка разрешить эту коллизию силами судебного правоприменения не привела к созданию предсказуемой системы ориентиров. Критерии, используемые судами (устойчивость связей, проектный характер работы, наличие атрибутов организации), остаются оценочными и ситуативными, что ведет к противоречивой практике и сохраняет высокие риски переквалификации деятельности для добросовестных плательщиков НПД.

В этой связи традиционные призывы к «совершенствованию законодательства» требуют конкретизации. Для реального снижения правовой неопределенности необходима не ужесточение контроля, а законодательное оформление «безопасной гавани» для самозанятых.

Таким решением могло бы стать прямое закрепление в Налоговом кодексе РФ презумпции непредпринимательского характера деятельности, соответствующей следующим условиям: 1) соблюдение лимитов по доходу, установленных для НПД; 2) отсутствие наемных работников по трудовым договорам; 3) оказание услуг (выполнение работ) разным контрагентам без признаков устойчивой экономической зависимости от одного из них (например, не более 70-80% годового дохода от одного лица). Подобная норма создала бы четкий и объективный ориентир как для граждан, так и для контролирующих органов.

Одновременно требует проработки институт «уведомительного перехода» из статуса самозанятого в статус ИП, который позволил бы эволюционировать бизнесу без ретроспективных налоговых претензий за периоды, в которые деятельность правомерно осуществлялась в рамках НПД.

Только через формализацию границ и создание легальных переходных процедур можно реализовать изначальную цель режима самозанятости — массовую легализацию микродоходов — без создания непреодолимых барьеров для естественного роста малого бизнеса и дестабилизации правового положения его участников.